новую в честь них назвали Тракторной.
Вслед за ней застроился домами проспект Пятилеток.
Никогда раньше не было да и быть не могло Рабфаковской улицы, — а тут появилась! Тысячи людей стали учиться грамоте, сели за столы рабочих факультетов — в честь них и улица появилась.
Меняется труд людей — меняется и город. Приходят на заводы и фабрики новые машины, появляются новые специальности. Новые улицы не замедлили и это отметить своими именами. Шагаем мы теперь по магистралям, читаем: «Проспект Энергетиков», «Проспект Энтузиастов», «Проспект Металлистов», «Проспект Науки», «Бульвар Новаторов», «Турбинная улица»…
И еще появились в Ленинграде площадь и улица Мира. Улицы, названные именами породненных городов.
Носит город имя любимого вождя.
Живет его заветами.
Осуществляет его мечты и планы.
Трудится.
Строит.
Растет.
Этот новый город не забывает старых своих мастеров. Сыновним поклоном благодарит их за все, что они сделали и чему научили пришедших на смену.
Старинное и новое бок о бок живут над Невою. Слава дедов и слава внуков.
А внуки — народ пытливый, любознательный. Стремясь вперед, они обязательно хотят знать: как это было? Кто строитель? Создавалось кем? Когда?
Из поколения в поколение передается эта живая память…
За крепостными бастионами
Каждый день ровно в полдень катится над волнами Невы эхо выстрела. Прохожие, услышав его, на свои часы поглядывают, сверяют. Удивленным гостям поясняют охотно:
— Это Петропавловка бьет. Полуденный выстрел.
Стреляет пушка. Гремит с Нарышкинского бастиона. Вылетает из ствола орудия сизый клубочек дыма и тут же рассеивается. Петропавловка словно напомнить хочет, что она крепость, выросла для сражений с врагом в грозное для страны время.
Шумели в ту пору над Невою леса густые, еловые; хлюпали да чавкали болотины прибрежные, терялись в их кочках речушки малые. Суровая на вид была земля, угрюмая. Да какая ни есть, а своя, русская. С давних времен именовалась она Водской пятиной Новгорода великого. Да еще Ижорской землей. Ходили на нее войной ливонские рыцари, захватывали шведы. Строили свои крепости.
На месте древнего русского посада Ниена швед Делагари большую по тем временам крепость выстроил — Ниеншанц. Стояла она при впадении в Неву реки Охты. Ниеншанц — на Малой Охте, посад Ниен — на Большой. В Московском государстве Ниеншанц тот был известен под именем Канцы. На свой лад предки наши шведское слово переделали.
Знали русичи, что были в Ниене пильные заводы, торговые площади, склады, церковь лютеранская, строились корабли. Швартовались к его причалам суда с товарами русскими: льном, пенькой, паклей, салом, собольими да куньими мехами… Не все русские суда разгружались в Ниеншанце, иные и дальше плыли! В польский Гданьск, в шведский Стекольный (так наши предки город Стокгольм величали), а то и до самого Рима!..
Но это только отдельные лодьи да шитики. А государству Московскому выход к морю был закрыт. Могло ли оно с этим смириться? На древних русских землях чужаки сидят, реку Неву на замок заперли. И стало быть, подступиться не смей! Никак не могли предки наши взаперти сидеть, от морей отрезанными.
Весною 1703 года пришли к стенам Ниеншанца иные корабли, не торговые. Царь Петр I со своим войском пришел.
Совсем недавно отвоевал он у шведов другую русскую крепость — древний Орешек, что стоял у истоков Невы из Ладоги. 92 года владели Орешком шведы — владение закончилось.
Настала очередь Ниеншанца.
Крепость встретила петровских солдат высокими толстыми стенами, пушками на валах, войском в 600 человек.
Русских же было больше. Только в разведку послал фельдмаршал Б. П. Шереметев двухтысячный отряд. Тот свою задачу выполнил: к стенам крепости пришел, неприятельскую заставу сбил, занял место у крепостного вала.
В Ниеншанц послали парламентеров, предложили крепости сдаться. Шведы ответили отказом.
Тогда заговорили пушки. Всю ночь над крепостью гремело и сверкало, а на рассвете русские увидели белый флаг: Ниеншанц пал.
Победа была легкой (всего за 8 дней с малыми потерями управились!), но не окончательной. В море стояла шведская эскадра, а в карельских лесах ждали удобного для нападения часа немалые силы шведского генерала Крониорта. Отвоеванные берега надо было укреплять и оборонять.
…До наших дней сохранился любопытный документ: «Журнал, или Поденная записка, блаженныя и вечнодостойныя памяти государя императора Петра Великого…». В том «Журнале» записано:
«По взятии Канец отправлен был воинский совет, тот ли шанец крепить или иное место удобнее искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры), в котором положено искать нового места, а по несколько днях найдено к тому удобное место — остров, который называется Луст-Еланд, где в 16 день мая (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санктпитербурх…».
Тут, очевидно, все верно, ибо журнал сей редактировал сам царь.
Но что же за остров был выбран? Есть сведения о том, что незадолго до тех лет шведский король подарил его одному из своих приближенных. Новый владелец острова решил устроить здесь для себя летнюю дачу с увеселительным садом. Крестьян, что жили до него на острове, не долго думая, прогнал. Построил небольшую мызу и велел слугам разводить сад. Он-то и дал островку имя Луст-эланд, или Луст-гольм, что означало Веселый, Увеселительный. Но хлынуло весеннее половодье, смыло шведскую мызу, унесло жалкие саженцы намечавшегося сада. Рассердился швед! Повелел переименовать остров и величать его отныне не иначе как Чертов остров.
На этом-то островке и была заложена крепость. Должна она была защищать Неву, не пускать в ее просторы никакие вражеские корабли.
За постройкой крепости царь следил строго. Распорядился, чтобы возведением каждого из шести бастионов ведал (и за то ответ держал!) один из его приближенных. Бастионы и по сей день носят их имена: А. Д. Меншикова, Г. И. Головкина, H. М. Зотова, Ю. Ю. Трубецкого, К. А. Нарышкина. Один в честь царя был назван Государевым.
Имена царских сподвижников сохранились. Не сохранилось ни одного имени строителя — тех, кто насыпал валы крепостные, рыл канавы, строил бараки и казармы. А было их много!..
Первыми на строительство крепости были брошены солдаты генерала Репнина, в недавнем прошлом новгородские мужики, олончане, карелы. Вскоре присоединились к ним казаки, татары, калмыки. 1 марта 1704 года последовал указ, по которому 85 мест российских обязаны были поставить на строительство 40 тысяч работных людей.
В любую погоду, стоя по пояс в воде, выгребая землю руками, перетаскивая ее в подолах своих рубах, трудились «подкопщики». Неделями хлеба не видели, перебивались пустой капустой да репой. Жили в шалашах да землянках.